И чум в тайге, и «двушка» в ипотеке: как живут современные амурские эвенки

Отзвучали в эвенкийских поселениях бубны и хомусы, обрядовый дым багульника улетучился в весеннее небо. День оленевода и охотника перелистнули в календаре, а сами оленеводы и охотники вернулись в тайгу — в стадах начинается сезон отела. Северяне увезли с собой в стойбища мешками сахар, муку и крупы, ружья, запас патронов, телефоны и ноутбуки, работающие в тайге на солнечных батареях, чтобы можно было фильм перед сном посмотреть.

Возрастная категория материалов: 18+

— А на одной нашей оленеводческой базе есть даже интернет, мы позвонить можем в любое время, на видеосвязь выйти, так что нам не скучно. Легче стало жить в этом плане эвенкам, — рассказывает жительница национального села Усть-Уркима Лариса Акимова, готовя традиционный салат из сердца дикого северного оленя и добавляя в него маринованные огурцы из магазина.

Современные эвенки уже очень отличаются от своих предков. Устраивают языческие ритуалы с кормлением духа огня и молятся в православной церкви. Лечат раны мазью из смолы лиственницы и участвуют в модных челленджах «Инстаграма» и «Тик-Тока». Не живут только оленем, который для прадедов был настоящим божеством, а пытаются из тайги выйти в бизнес. Оленя, конечно, прихватив с собой.

Эвенкийское село Усть-Уркима забралось чуть ли не на край самого северного в Приамурье Тындинского района — оно в 13 часах езды от Благовещенска. «Уркима» переводится с эвенкийского как «дремлющая». Так вот, дремать село перестает в марте. Не только потому, что метровые сугробы начинают лениво подтаивать, но и потому, что на улицах эвенкийского оленеводческого села можно наконец увидеть северных оленей — и такая картина уже даже некоторым местным жителям непривычна. Сколько именно оленей держат в родовых общинах, никто толком не скажет. Примета плохая озвучивать цифру. На праздник из тайги хозяева приводят своих благородных питомцев, на сутки оставив в стойбище большую часть стада и напарника — для догляда. И, пока одних оленей запрягают в упряжки, чтобы пуститься наперегонки по снежному насту (это одно из состязаний на профессиональном празднике), других используют как северное такси и скачут в местные магазины, в шутку соперничая по дороге со снегоходами «Буран».

В Усть-Уркиме живет больше 300 человек, из них четвертая часть занимается исконными промыслами коренного народа: охотой и оленеводством. Что примечательно, население не только не уменьшается, но и потихонечку растет. На пятачок, где развернулись народные гулянья, отовсюду стягиваются семьи, все чаще с малышами — кто вприпрыжку за руку с родителями, кто еще в коляске. Ползут старушки, еле передвигая ноги: с виду ей под сто лет, а спросишь чего-нибудь, так бодро отзовется, что невольно восхитишься удали и подумаешь: эта еще точно оленя на скаку остановит.

Коренные народы и правда будто приросли корнями к этой земле. Будто Усть-Уркима — центр Вселенной.

— Земляки говорят: Вероника, ты только позови, мы приедем и поможем, — не скрывая гордости за односельчан рассказывает глава сельсовета Вероника Драй.

Она, к слову, поразила гостей праздника, когда проехала на оленьей упряжке через обрядовые «ворота» из веток, в которых каждого входящего окуривали дымом багульника, желая здоровья и благополучия, и бросилась к сцене — награждать лучших оленеводов и благодарить жителей за помощь в организации праздника. Сама из эвенкийской семьи, она, как шаманка из старинного сказания, в национальном нежно-бирюзовом одеянии, расшитом бисером и украшенном натуральным мехом, красивая северянка, без капли косметики на лице и с неугасающим огоньком в глазах, верховодила над всем сценарием.

Вероника — словно надежный остов, на котором держится тихая деревенская жизнь. Она окончила финансово-экономический колледж, работала в районной администрации, вышла замуж и уехала на родину в Усть-Уркиму.

— Захотелось что-то поменять в поселке в лучшую сторону…
— Получается?
— С трудом, но сдвиги есть.

В селе уже и в помине нет национальных чумов — традиционное жилье в тайге давно не строят, устраивают кочевой быт в брезентовых палатках. По обочинам дороги стоят типовые домики местных жителей, кое-где выглядывают красные крыши новеньких коттеджей. На местных улочках возвели 10 двухквартирных домов и тем самым решили проблему ветхого и аварийного жилья на 50 процентов. В нынешнем году тут обещают начать строить Дом культуры, в котором сможет репетировать и выступать местный национальный ансамбль и собираться мастерицы, чтобы выделывать шкуры оленя, шить унты и вышивать бисером амулеты.

Недавно в этих краях появилась сотовая связь и интернет, так что теперь не нужно выезжать на сопку, чтобы дозвониться родным. Правда, областных телеканалов в амурской Усть-Уркиме как не было, так и нет. Зато люди выписывают «Амурскую правду». А телесюжеты, снятые на их празднике, просят сбросить в «Ватсап» — видео долетит мигом.

В эвенкийском селе создали парк Победы, поставили памятник воинам Великой Отечественной войны, оборудовали территорию массового сбора, установили фонтан. Представляете, фонтан — чуть ли не посреди тайги!

— Вероника показала мастерскую, созданную на деньги гранта, уютный детский сад, территория которого выкладывалась плиткой, прекрасную концертную площадку, строящуюся церковь, будущий мемориал и фонтан, поделилась мечтой о строительстве футбольного поля, — пишет на своей страничке в соцсети руководитель одной из амурских туристических компаний Оксана Савченко. — Мы все живем в одной стране, в одних и тех же экономических реалиях, у нас одинаковые возможности, только одни развиваются, а другие нет. Знаете, в чем секрет? В нас, в людях, именно мы делаем разницу. Мы можем верить в то, что все в наших руках и все возможно! И за 1 000 километров, почти в тайге, будет бить фонтан! А можем ругать президента и ждать чуда. Одна маленькая женщина с большой верой в жителей своего села и светлое будущее меняет этот мир к лучшему, и пусть ей хватит сил и вдохновения продолжать!

К слову, храм в честь Рождества Христова, о котором в сентябре прошлого года написала Оксана и первый гвоздь которого был забит года 4 назад, еще не достроен. Глубоко верующая православная семья Вероники Драй возводит его только на собственные средства.

— У нас бабушка есть, Клавдия Ильинична, уже старенькая. Так она вот ждет, очень ждет, когда сможет поставить свечку за здравие в нашем храме, — делится подробностями Вероника.

Помощи супруги ни у кого не просили и загадали, что 7 января 2022 года пригласят священника, проведут службу в Усть-Уркиме и перестанут ездить на Рождество в Тынду — 300 километров как-никак. В селе много верующих, новорожденных зачастую крестят. Притом что последние шаманы на этой земле исчезли не так давно — в 70-х годах прошлого века.

В Усть-Уркиме живут Николаевы и Павловы, Макаровы и Тимофеевы. Ни одного эвенкийского имени — оленеводы Аркадий, Роман и Андрей, бабушка Люда, продавец Елена. Хотя в последнее время эвенкийская молодежь стала своим детям давать исконные имена. Так в селе появилась (правда, потом переехала с родителями) Аякчана, что значит «красавица».

— Меня отец назвал Ларисой, фамилия обычная для эвенков времен Советского Союза — Акимова, — вспоминает председатель родовой общины «Нюкжакан». — А вот муж мой Николай носил самую настоящую эвенкийскую фамилию — Кинбыгир. Наши предки называли детей по временам года, по чертам характера. Как-то с рождения умели определять, что плохого человека Бэркэ не назовут — он точно должен был стать хорошим, а Валакун — добротный охотник, Иманна — снежная, то есть родилась, когда шел снег, Дыгдакан — маленький дождь, Ляридо — бабочка, что значит появилась на свет, когда начали летать бабочки.

Эвенкийский язык исчез не только из паспортов, но даже из обихода. Молодые жители Усть-Уркимы уже не то что говорят на русском языке — думают на нем. «Если честно, мне стыдно, что я не знаю эвенкийского языка. Но он для меня не актуален, со мной в Хабаровске на нем никто не общается», — признается студентка Екатерина Окулова, которая приехала на праздник в гости к бабушке Люде. Людмила Орлова только что зычным голосом на чистом эвенкийском выкрикивала слова из обряда «Улгани», желая всем вокруг, чтобы уродились и олень, и рыба, чтобы все здоровы были. Внучка Катя не поняла и половины.

«А младшие мои внуки говорят, — с гордостью вступает в разговор Людмила Орлова. — Мы с ними разговариваем, приветствуем друг друга: дарова гиркиль, дарова матал».

Таких меньшинство. Те, кто живет в тайге безвылазно, а их единицы, эвенкийский практикуют постоянно.

Цивилизация и удобства убивают культуру эвенков, а доступность города, появление гаджетов и соцсетей делают ненужным язык. Эвенки оказались как бы на грани: стремятся вместе со всеми в будущее, но отчаянно борются за сохранение прошлого.

Председатель родовой общины «Нюкжакан» Лариса Акимова помнит время, когда из благ цивилизации были только прививки от оспы, сгущенное молоко банками и журнал «Работница».

— Я родилась в Усть-Уркиме. В грудном возрасте мама поехала со мной кочевать по тайге, — рассказывает Лариса Владимировна. — В семье нас было 9 детей, я — самая младшая. Все вместе жили в одной брезентовой палатке, мылись в другой палатке. Топили печку-буржуйку и не мерзли, питались таежными ягодами, мясом и молоком оленя, которое веками считалось целебным, и никогда не голодали. Помогали без капризов родителям, играли поделками из рогов или костей оленя. Отец мой неграмотный был, а вот дядя, помню, вечно возил с собой томик стихов про солдата Ивана Бровкина и читал их между кочевками и другими заботами. А еще к нам в тайгу иногда приезжала «красная палатка», там можно было взять книги, газеты и журналы — просвещали нас так. Я помню, как листала в палатке журнал «Работница».

Связи в тайге тогда не было. Вообще никакой. Болеть было страшно. Если и подхватывали заразу какую — поправляли здоровье тем, что на дереве выросло или под ногами нашлось. Если было очень плохо, человека везли в село, оттуда на вертолете — в больницу Тынды или Благовещенска.

Эвенки до сих пор не прочь пролечиться таежными лекарствами. Если желудок закрутит — в помощь черемуха. Отвар болотного багульника — от кашля, медвежий жир мазали от обморожения, а если добавить к нему березовые почки — тоже кашель приглушит. Смола лиственницы, уверены эвенки, и от астмы поможет, и болячки затянет. Хотя и аптечные медикаменты северяне тоже покупают — в селе работает ФАП.

Лариса Акимова вспоминает — отец вместе с братом держали тысячу оленей, принадлежащих совхозу «Первое мая». Тяжкий это был труд — усмотреть, чтобы благородное стадо не разбредалось в поисках пищи на огромные расстояния, особенно в августе и сентябре, когда наступала грибная пора и олени могли, похрумкивая подберезовиками и сыроежками, утопать в самые непролазные дебри. Осенью начинался гон, зимой голодные волки подстерегали на каждом шагу, летом надо было оберегать стадо от гнуса, в апреле — отёл, а сразу следом — «сонкан бега», то есть месяц май, когда эвенки празднуют Новый год, и все начиналось заново.

В совхозе оленеводов Акимовых ценили: в стаде не было падежа, потерь, телята рождались исправными.

За успехи в приумножении поголовья отца Ларисы Владимировны наградили орденом Трудового Красного Знамени, дядю — поездкой на ВДНХ в Москву.

Олень для таежных людей и бог, и основная пища, и транспорт.

— Мама моя была родом из якутского поселка Иенгра — так мы на оленьих упряжках туда добирались в гости всей семьей целый месяц.

В 6 лет, когда мама умерла, отец отправил Ларису в интернат Тынды, в подготовительный класс. Она приехала туда в просторных кирзовых сапогах, доставшихся от старшего брата, не зная ни слова по-русски. Все время, говорит, плакала, скучала по семье и по оленям, даже убегать порывалась. И все же окончила 10 классов, затем освоила профессию бухгалтера, а тайга все равно не отпускает и сегодня, когда она на пенсии.

На днях председатель родовой общины собирается в путешествие — отдохнуть. Казалось бы, Усть-Уркима и так в дебрях, тут и так тишина и небо синее, а воздух свежий. Нет, манит северянку дикая тайга. Хочется и на охоту сходить, и шкуры повыделывать, чтобы потом из них сшить унты и кумаланы — меховые коврики. А еще Лариса Акимова хочет поддержать своих оленеводов в сезон отела — он как раз в апреле.

— Матка чувствует, что должна телиться, она уходит от стойбища, а приходит с теленком, который уже бегает. В это время мы их не тревожим. Просто идем и тихонько проверяем издалека, на месте они или нет.

Когда-то за оленятами ухаживали дети оленеводов и даже получали за это зарплату. Так было в детстве Сергея Савельевича Никифорова из эвенкийского села Ивановского Селемджинского района (с Ларисой Акимовой они друг друга знают).

— Мой отчим был оленеводом. Я приезжал к семье на каникулы из интерната и помогал управляться со стадом. Помню первую зарплату: в 4-м классе я получил 240 рублей за 3 месяца работы. Купил тогда велосипед и наручные часы (не знаю зачем), а остальное — матери отдал. Мы, четвероклашки, приручали оленят, чтобы человека не боялись, должны были приохотить к соли, к уздечкам.

Школьники, начиная с класса 5-го, устраивались погонщиками, которые управляли стадом во время перегона, и в конце сезона покупали на свою зарплату мотоцикл «Минск», опять же отдавая остаток в семью. С 9-го класса — становились помощниками оленевода и получали еще больше, могли себе позволить уже мотоцикл «Урал». Платили и мальчикам, и девочкам.

— Получается, что эвенки учились жизни в тайге и еще и получали заработную плату — это поднимало статус оленевода, — считает Сергей Никифоров.

В наше время оленеводам зарплату не платят. В общине «Нюкжакан», например, рассказывают, что обеспечивают таежников продуктами на весь сезон, оружием и снаряжением, покупают им спецодежду и обувь, лодки, моторы. А они смотрят и ухаживают за оленями и ведут охоту на соболя, например. Прибыль от продажи шкурок оставляют себе. Так и зарабатывают на жизнь.

«Нюкжакан» образовалась в 2005 году. Ее зарегистрировала Лариса Акимова с мужем, когда стало понятно, что пришло время закрепить за собой часть территории традиционного пользования, чтобы спокойно заниматься оленеводством и охотой, как того требовал федеральный закон. Были заключены охотхозяйственное соглашение с областным управлением по охране животного мира и договор аренды оленьих пастбищ с региональным министерством лесного хозяйства.

В области пока всего три эвенкийские родовые общины поступили так же. Остальные ведут свою деятельность на общедоступных территориях.

Такая форма работы, говорят в «Нюкжакане», удобна. Можно не переживать, что кто-то посягнет на их территорию.

— При этом на нашей земле находятся старатели. Мы их не трясем и не выгоняем, не шантажируем. Единственное — просим, чтобы помогали селу. Золотодобытчики оплачивают новогодние подарки всем детям поселка, помогают в организации Дня оленевода и охотника, мы их задействуем в отсыпке дорог.

Жены оленеводов и охотников сегодня в основном в тайге не живут месяцами, наведываются в гости, в остальное время работают в селе и ведут домашний быт, в котором есть и стиральная машина, и пылесос, и электрическая плита, и обогреватель.

Впрочем, одна из северянок в деревне показывается пару раз в год. Ее дом там, где олени, признается Маргарита Николаева. Сердце велит жить в тайге. Эвенкийке в джинсах и фиолетовой шапочке чуть за 40, она 12 лет назад бросила дом в деревне и переехала в тайгу за мужем — опытным оленеводом.

— А чего тут делать? Бухать? — недоумевает Маргарита. — В палатке дел невпроворот: мужа обстирать без электричества и стиральной машины, дров наколоть, ужин приготовить без плиты, баню натопить, пока муж со стадом управляется, оленей подоить и многое другое. Настоящая чумработница. В былые времена она бы еще сама чум собирала на время переезда и заново возводила жилище на месте стоянки.

Маргарита рассказывает, что в Тынду ездила в последний раз в 2009 году по крайней необходимости, когда вдруг подхватила гайморит.
— В больнице я месяц лечилась ровно, потом меня только отпустили. Потому что я сказала, что в тайге живу и помочь мне некому. Домой, к мужу, уехала в тот же день, как добралась до Усть-Уркимы.

Среди людей, сказали на прощание супруги, они чувствуют себя как дикари. И ждут не дождутся вечера, чтобы покинуть шумный праздник и отправиться снова в тайгу.

Численность населения в эвенкийских селах хоть и стабильная (и, более того, растет на один процент в год), но постепенно оленьи люди из тайги все равно перебираются в город. Сергей Савельевич Никифоров в прошлом году построил недалеко от Ивановского чум из коры лиственницы и веток, перевязанных кожей сохатого — как учили предки. Чтобы показать молодежи, как жили раньше, чтобы хотя бы на день они, пусть в рамках экскурсии какой или образовательного форума, прочувствовали, в каких условиях находились прадеды.

Жители Ивановского, все чаще бюджетники, которые каждый месяц получают зарплату, стали брать благоустроенные квартиры в Благовещенске в ипотеку, стали выбираться к людям, к суете, менять тайгу на каменные джунгли.

— И при этом мы все равно остаемся эвенками. Потому что нас очень сильно тянет тайга обратно к жизни на природе, а с другой стороны — хочется жить с удобствами. При этом наша молодежь уже больше тяготеет к городу, а не к таежному традиционному образу жизни. Вот такая вот горькая правда... — вздыхает Сергей Савельевич.

Эвенки будто застряли в Советском Союзе и живут так, как научили тогда. Нужно что-то менять, считают представители коренных малочисленных народов Севера. В первую очередь мышление.

— Мы привыкли, что за нас многое решает государство, — продолжает Сергей Савельевич, — но страна поменялась. Чтобы сохранить себя как этнос, свои традиционные промыслы, территории, надо встраиваться в новую экономику страны. А для этого надо учиться, бизнес-проекты разрабатывать. Только охота и рыбалка — экономически не выгодные занятия, это прошлый век.

В Усть-Уркиме, например, родовая община «Нюкжакан», можно сказать, создает бизнес-стартап. Потомки оленеводов и охотников собираются строить в Усть-Уркиме гостиницу для туристов. Поскольку есть что показать вокруг. В 15 километрах от села, например, стоит Шаман-гора. Туда и по сей день подношения приносят. Охотники патроны оставляют. Там и писаницы древние есть. У родовой общины стоят несколько баз в тайге. Самая близкая, в 55 километрах, база «Сивагли». Там в конце марта гостила группа туристов из Благовещенска. В том числе Надежда Шигаева, которая переехала в Приамурье из Санкт-Петербурга и работает генеральным менеджером международного четырехзвездочного отеля в областном центре. Надежда перепробовала все эвенкийские народные блюда, включая сырой костный мозг сокжоя — дикого оленя, холодец из копыт сохатого, аджику из брусники, каталась верхом на олене, сделала с ним селфи, вышивала вместе с коренными северянами традиционные сувениры, а потом в избушке в глухой тайге за тысячу километров от города в тишине и покое ощутила, что такое настоящее умиротворение.

«Я давно уже пришла к выводу, что все случается в нужное время и в нужном месте. Все мысли материальны. Нужно просто правильно их формулировать. Сейчас, находясь за 1 100 км от Благовещенска в фактории «Сивагли», я лежу и смотрю из окна на бескрайнее звездное небо. Вокруг тайга. Здесь же под окнами дома пасутся олени. И единственное чувство, которое я испытываю сейчас, — это любовь. Любовь ко всему, и особенно к жизни», — писала Надежда на страничке в соцсети.

Следующую группу туристов операторы готовы будут везти в Усть-Уркиму в мае-июне. Путешествие длиной в 4 дня может обойтись примерно в 30 тысяч рублей, включая расходы на доставку из Благовещенска в Тынду, а оттуда в Усть-Уркиму, жилье, питание, этнические мастер-классы, поход на гору.

Роман Шабанов, заместитель председателя Федерации мультиспорта «Амурбайк», уже был на одной из местных вершин — Лукинде, а теперь и всем любителям пощекотать нервы советует. «Крошечный населенный пункт, где живут представители коренных малочисленных народов Севера, скоро станет центром притяжения мечтающих о дикой природе туристов. Через Усть-Уркиму пролягут несколько туристических маршрутов: путешественников ждут сплавы, рыбалка, охота, восхождение на гору Лукинда, священную у эвенков, сбор ягод и грибов, национальная еда, приготовленная на костре, эвенкийские сувениры, северные олени и многое другое!» — делится планами Роман.

В будущем Вероника Драй выше базы «Сивагли» мечтает создать этнопарк, где можно будет погладить оленей, посмотреть на других животных. Природа вокруг нетронутая, чистая, воздух свежий, звука автомобилей не услышишь. Под ногами брусника и моховка, голубица, грибы. Все — из тайги с любовью.

Родовая община становится бизнес-структурой. Хотя ее председатель Лариса Акимова и не соглашается пока с этой мыслью. Хотелось бы получать прибыль, а семья пока только вкладывается в развитие собственного дела, ведь это оленям ничего не надо, а транспорт, те же «бураны», не на воде передвигается.

По словам заместителя министра внешнеэкономических связей, туризма и предпринимательства Амурской области Екатерины Киреевой, все, что связано с этнотуризмом, сегодня на пике популярности: «Мы разрабатываем план с местными администрациями и предпринимателями, выясняя, какие есть в Приамурье туристические точки притяжения и что надо сделать, чтобы они заработали».

В областном правительстве готовы предоставлять гранты на развитие внутреннего туризма. В прошлом году 10 проектов удалось реализовать, в том числе, горный лагерь на самой высокой точке области — горе Город-Макит, и музей русского калача, который откроется предстоящим летом в Благовещенске. В этом году, рассчитывают в министерстве внешнеэкономических связей, туризма и предпринимательства области, Тындинский район тоже поучаствует в конкурсе грантов.

Времена меняются, не исключено, что и у таежных до мозга костей, но совсем не дремучих эвенков проявится предпринимательская жилка. Тогда и сделать карьеру в дикой, но такой притягательной тайге будет уже не просто далекой мечтой.

В соседнем от Усть-Уркимы, тоже национальном селе Усть-Нюкжа некоторые эвенкийские семьи кочуют в полном составе: папа, мама и дети. Чтобы родители не разлучались и дети от них не отрывались надолго, в 2006 году там решили создать кочевую школу. Инициатором стала доктор этнологии и антропологии Парижского университета Александра Лаврилье. С тех пор каждый год в тайгу везут парты, ноутбуки и учебники и прямо в палатке проводят занятия для учеников с 1-го по 4-й класс. Начиная с 5-го класса ребята уже остаются в обычной стационарной школе Усть-Нюкжи. Говорят, уровень знаний у детей-кочевников не хуже.

Таежным обучением занимаются один учитель и два помощника воспитателя.

— Есть такие ученики, которые очень далеко забираются с родителями — на 200 километров от населенного пункта. Где семьи пасут оленей, мы туда и едем. На одном месте мы 10 дней стоим и дольше, очень много времени, пока оленей найдешь, олени теряются иногда, искать их надо, — рассказывает учитель кочевой школы Светлана Абрамовна Васильева, которая окончила педагогический университет имени А. И. Герцена и с 2013 года преподает в кочевой школе.

Сегодня в ней обучают 5 человек. Из предметов у ребят — как русский, так и эвенкийский языки, национальные промыслы, культура.

Все как у обычных школьников: урок длится 40 минут, есть перемены. Правда, математику, например, проходят начиная с пересчета оленей в стаде. Коллектив мечтает об интернете в тайге, чтобы английский вести дистанционно, и о снегоходах, чтобы быть мобильнее.

— Раньше было проще. К стадам улетали вертолеты. Я на вертолете улетела вместе со всем имуществом, школьными партами, учебниками, продуктами. Было у меня 4 ученика, — вспоминает Галина Сергеевна Николаева, которая раньше преподавала в таежной школе.

Она рассказывает: смогли выпустить в жизнь десятки детей — настоящих профессоров таежной жизни.

— Бывшие ученики школы сейчас отличные оленеводы, отличные охотники, у них олени есть, семьи крепкие, они передают знания своим детям. И конечно, знания эвенкийского языка в кочевой школе выше, чем в той, которая находится в цивилизации. Они живут в такой среде, где папы-мамы постоянно говорят на эвенкийском, а потом не стремятся уехать в город. Наши дети легко могут вычислить, сколько дней следам оленя, например, как переночевать в зимней тайге, если поблизости нет жилища, как подоить оленя и сшить унты, — восхищается Галина Сергеевна.

По данным управления образования администрации Тындинского района, если дети не идут в тайгу, то поступают в колледжи и вузы и осваивают профессии автомехаников, электромонтеров, лингвистов, учителей. К слову, в прошлом году в национальном селе Первомайском одиннадцатиклассница Диана Максимова, которая родилась и росла в эвенкийской семье, сдала ЕГЭ по русскому языку и набрала 91 балл. Еще одна выпускница школы начала осваивать декоративно-прикладное искусство и народные промыслы в одном из колледжей.

В Усть-Уркиме рассказали, все чаще дети поступают на геологов, в династиях оленеводов появляются медики, менеджеры и юристы. Высшим образованием родители, конечно, гордятся. Но переживают, что так прерывается связь поколений.

Анна Босенко спецкор ГТРК «Амур» Тындинский